Геноцид грузин в селе Ахалдаба Очамчирского района Абхазии, совершенный 16-30 сентября 1993 года абхазскими и российскими боевиками

«Под конец мы узнали, что оказывается село уже было в окружении… Узнали  и то, что ворвались в несколько грузинских семей. Одно из таких нападений произошло на семью директора нашей селькой школы Лери Микая. Директора и его сестру взяли в плен. А их мать на месте расстреляли. Причина? Она попросила, чтобы не забирали ее детей. Тело расстреляной женщины лежало там и некому было присмотреть…

Пленного директора в тот же день вывели на переговоры возле штаба нашего села: ваше дело решено, сдавайтесь без боя. Дали понять, что вооружены до зубов, есть тяжелая техника и до 600 боевиков. Ответом было то, что мужественные ребята из нашего села в течении трех дней бились с нападавшими. Из Сухуми наши по рации передовали: держитесь, скоро подойтёт подмога, не бойтесь. Никто не пришел и 19 сентября с землёй сравняли Ахалдабу… В ту ночь село пало. Мы из щели наблюдали как бегали боевики по улице с шумом и стрельбой, как грабили все село, как сжигали разграбленные дома. Это все происходило на наших глазах. Деревня была по-городски плотно застроена и все было видно. В ту ночь до 600 домов сожгли. Пепел сыпался нам на голову и тот кто это совершил разве пожалел бы нас?

Я подумала, как гибнуть детям в этой щели и заставила выйти двух женщин Ию Б. и Додо Г. Вышла с белым флагом и закричала: «Сдаемся, не стреляйте, передайте вашему командиру Эдику Жвания». Стрельба немного прекратилась. Не прошло и пары минут, как во двор зашли двое боевиков и из автоматов обстреляли верхний этаж дома. Эти двое остановились посредине двора. Один с другим что-то поговорил на грузинском, затем ушли.  Я собралась с силами, вышла с белым флагом и позвала: «Здесь только женщины и дети, не стреляйте, сдаёмся». В это время все – и дети и женщины вышли во двор, когда их увидели боевики, очень удивились, где вас столько пряталось.. В это же время вывели моих соседей и всех загнали во двор нашей школы. Там же к нам добавили женщин и детей с других улиц. Во дворе  и на деревенской дороге валялись убитые люди, среди них учитель математики нашей школы Алекси Цалани. Быстро завели нас в коридор школы, я подумала, что автоматчики нас расстреляют, но у них были другие намерения. Моргнуть не успели как у нас забрали двух девочек учениц восьмого и девятого классов. Матери начали кричать, умалять, не забирайте, всё отдадим, но тщетно. И золото отняли, и деньги, и девочек усадили в маленькую машину и потом я их не видела. Наверное, эта участь ожидала бы и других девочек, если бы лидер Эдик Жвания не пришел и не забрал в штаб Адзюбжи. Я тогда так подумала, а этот обабхазившийся грузин готовил еще худшее. 

До штаба три километра шли пешком. На верхний этаж отвели молодежь, на нижний этаж пожилых. Конечно, это тоже сознательно было сделано. С верхнего этажа по очереди выводили молодых девочек, там же во двор и обратно возвращались полумертвые. Двух девочек, моих родственниц так вывели, обратно вернулись, упали мне на колени. Представьте наше состояние, что-либо сказать мы не имели права, тихо оплакивали нашу судьбу и несчастье. Заходили автоматчики: по-грузински не разговаривать, только по-русски! В это время кто-то зашептал, что Нодара К. отвели в кусты. Я немного выглянула и увидела, как завели несчастного Нодара в заросли и прикончили автоматной очередью. Одна из его дочерей сидела у меня на коленях. Она не слышала про расстрел отца. Мать этой девочки перед началом боевых действий поехала в Сухуми и осталась по ту стороны реки из-за перекрытия Кодорского моста. Вот так остались 3 девочки и один 5 летний мальчик без родителей. 

Через несколько часов всех нас посадили в открытую грузовую машину и перевезли в Атару Абхазскую, в здание школы. Когда лес проезжали, моя невестка говорит, смотри, везут на тракторе вещи из нашего дома. Везли холодильники, телевизоры, газовые печи, ковры, запчасти. Все нажитое трудом добро куда-то уплывало.

Прибыли в абхазскую школу, подняли на второй этаж и бросили на пол. Те, кого раньше нас привезли и мы – вместе под 300 человек было. Голодные валялись в холоде и в грязи. Как только пришли, пока поднимались по лестнице забрали у нас несколько молодых женщин и девочку. Одна из них та, у которой в предыдущий день на наших глазах расстреляли отца. Начался в комнатах обыск и вывод молодых женщин и девочек.  Сколько раз это было. Днем, ночью, постоянно! В темноте с зажжёнными спичками и бумагами выискивали и выводили наших девочек…

Были случаи днем заприметили бы беспомощного ребенка, а ночью выводили…

На второй день из нашей комнаты забрали детей того расстрелянного отца – учениц третьего и шестого класса. Они вернулись измученные и весь день у меня на коленях провели. Вечером опять отняли их. И на третий день их постигла таже участь.  Кто мог противиться. Она упала возле меня, и говорит, бабушка Тамара, умираю, не могу больше терпеть, что мне делать и рассказала, как её мучали. Когда отпустили, сказали так: если сама больше не можешь, тогда выведи свою ровесницу. «Что мне делать?», — спрашивает несчастный ребёнок. Там же возле дверей стоит автоматчик и зовёт: «Ну как, Маквала, быстрее». Представьте в мое состояние, что мне было ответить меленькой родственнице, моей ученице?! Ведь подходила очередь к моей внучке, её ровеснице, с которой она сидела за одной партой. Я лишившаяся разума педагог ответила так: «Не бойся, внучка, не убьёт, еще раз пройди вслед за ним». И ребенок вышел. 

Этим я несчастная спасла свою внучку, но ценой чего?!  После этого чего-нибудь стоит моя жизнь, мой статус женщины и педагога?! 

Кроме этого, грабили и грабили, ничего не оставили, отняли вещи, деньги, некоторые купоны брали, некоторые в лицо бросали или сжигали, зачем нам ваши бумажки.

Я свою внучку, девочку 11 лет, ученицу шестого класса и её мать с 5 летним мальчиком в тряпки закутала и так сохранила 2 дня, но на третью ночь уже неизбежно было наше уничтожение. Не выдержали нервы, набросилась на вошедшего боевика с криком, не хочу такую жизнь, убейте меня… Смерть искала, хотела схватиться за автомат, в конце концов сами отступили, это мол какая-то ненормальная. Единственный выход оставался, сперва детей надо было выкинуть в окно, а затем самой выпрыгнуть. Влетела в комнату, схватила своих детей и бросилась к окну. Окно заранее проверила и замок был открыт. Распахнула оба окна, перегнулась и схватила детей… Потом ничего не помню… Что случилось? Наверное, оставили меня в покое…Когда в себя пришла лежала в коридоре, двое соседок над головой стояли, успокаивали меня, что мол ты творишь…

В это время заметила женщину на стороне абхазов, родственницу родственников – Ламару. Она приблизилась и тихо сказала, тетя Тамара, успокойся, не бойся, продержись до вечера, а ночью я тебя как-нибудь выведу отсюда. Нет сил смотреть на ваше несчастье. И оглядывается по сторонам, тех кто грузинам помогает, тем не поздоровится, кем бы он ни был. Позже договорились, что отвезет в Очамчире, а оттуда в с. Меркула. Так и поступила и слово сдержала. Когда выезжали на машине, с нами ехала педагог нашей школы Д.Н. Ее прошлой ночью привезли к нам из Ахалдабы избитую, измученную, полумертвую и обесчещенную. Ее тоже прятали, поскольку искали её. Но в ту ночь боевики, находящиеся в нашей машине силой, пересадили в другую машину и нас разлучили. Представляете, что ожидало эту женщину, в полночь, среди зверей, несчастный педагог, а ведь у нее на глазах убили мать и 6-летнего племянника!

Мы продолжили путь и приехали в Меркулу. До главной очамчирской трассы оставалось три километра и утром нас должен был проводить абхазский парень, но в ту ночь он подорвался на мине и в его семье нас встретили с криком и плачем. В ту ночь водитель приютил нас в занятом им грузинском доме. 

На второй день повез в Ткварчели и передал в милицию. Было нас 8 человек: я, моя невестка, двое внуков и четверо соседей – 3 женщины и молодой человек-инвалид, который случайно к нам попал в машину…

В милиции нас взяли на учет. Когда с этим списком ознакомились работающие там абхазы, среди них оказалось много знакомых и сочувствующих. Многие из них нам помогли. Они по возможности нам приносили еду, но тихо, поскольку тех, кто помогал грузинам жестоко наказывали. В разговоре с нами они не скрывали, что война по обе стороны не принесла ничего кроме несчастья, что эта война устраивает третью силу. К нам часто заходил какой-то казак-наемник, которого звали Гоша-скорпионец. Он с гордостью говорил: что я и мои ребята взяли Ахалдабу, я с женщинами и детьми не воюю, я войнам головы отрезаю. Приблизился к моему 5 летнему внуку и сказал: я подарю тебе этот заточенный нож, и ты тоже научишься моему ремеслу и протянул нож. Ребёнок заплакал и прижался к матери. 

Когда прибыли в милицию, там сразу сказали, что через 2-3 дня отправят в Очамчире на обмен, но и Очамчире быстро взяли и на Ингури вышли. Потом обещали отвезти до Ингури… Но наш вывоз запаздывал, поскольку не было машин. Один из дежурных тихо сказал, что полная неразбериха, все от мала до велика заняты мародерством. Между прочим, Скорпион сказал нам, что у него было 150 человек, а теперь никого не осталось…

В конце концов А. достал большую военную машину, посадил и оправил в сторону Ингури с двумя охранниками. Когда шли через мост, каждую минуту ждали пули в спину, но видимо Бог был на нашей стороне и остались живы».