Владимир Пугач: Для меня закрыта Беларусь, но открыт весь мир

Лидер группы «J:МОРС» Владимир Пугач рассказал о работе в эмиграции, связи с аудиторией, снах и возвращении в Беларусь.Одна из самых известных белорусских групп «J:МОРС» отметила 25-летие концертом в Варшаве и туром по ЕС. Звучит хорошо — если не учитывать, что в Беларусь музыкантам путь закрыт, хотя несколько лет назад группа собирала огромные залы, играла с главным симфоническим оркестром, звучала по радио.

О переезде, изменении жизни, потере аудитории и надеждах DW поговорила с лидером группы Владимиром Пугачем.

«Из Беларуси приезжают к нам на концерты»

Deutsche Welle: 25 лет назад вряд ли вы думали, что будете праздновать юбилей группы в Варшаве.

Владимир Пугач: 25 лет назад я едва ли подозревал, что у меня будет группа, и работал по специальности — юристом. А про Варшаву не поверил бы еще пять лет назад.

— Вы в эмиграции с 2022 года?

— Я не в эмиграции. Я это называю «трудовая релокация» — формулировка не так бьет по голове. Да, с 16 апреля 2022 года.

— Поначалу многие говорят — я буду первый у границы с чемоданом. Со временем это меняется. Как у вас?

— Я по-прежнему хочу в Беларусь и буду с чемоданом в числе первых. Я скучаю по родным людям, местам. Большая часть нашей аудитории в Беларуси, играть концерты хочется там. Хотя после первого тура по Беларуси будет снова тур по Европе и США.

— Поклонники из Беларуси пишут, поздравляют?

— Конечно. Более того, приезжают на концерты и к нам, и к другим артистам. Они боятся фотографироваться, но приезжают, это приятно и важно, мы не хотим терять связь со слушателями в Беларуси. Это наша почва… Наша большая земля.

— Какой концерт из последних запомнился?

— Многие. Год назад играли в Гааге, я, например, не знал, что там в городе во внутренних двориках домов люди держат кур! Запомнился концерт в Лос-Анджелесе, в клубе Whisky a Go Go, где начинала группа The Doors, мы играли на той же сцене. Или вот ехали из Франкфурта в Дюссельдорф и вдруг по дороге заехали в Cаарбрюкен — 15 зрителей, и мы для них играем. Мне такие вещи нравятся.

«Думал вернусь, но начали задерживать музыкантов»

— Как вы уехали?

— После февраля 2022 года я понял, что не смогу работать ни в Беларуси, ни в России, ни в Украине… В одной руке гитара, в другой чемодан — приехал в Варшаву. Остановился у друзей, позвонил Лявону Вольскому, говорю, где бы концерт сыграть? Он помог, на первый акустический концерт в Варшаве пришла куча народу — и я понял, что все будет хорошо. А где-то через год и ребята приехали, группа. Не все, но достаточно, чтобы гастролировать.

— Когда уезжали, не думали делать концерты?

— Думал, что через месяц-два вернусь. Но начали задерживать музыкантов, многих я знаю — Мерием Герасименко, Tor Band, потом Nizkiz… Я понял, что вовремя уехал, я делал все то же, что они.

— Верили ли вы, что получится, зарабатывать музыкой?

— Очевидно, что это в 10 раз сложнее, чем в Беларуси, аудитория сократилась в 10 раз. Меньше концертов, меньше заработка, занимаешься и другими проектами. Не люблю жаловаться, тяжело всем. Трудовая релокация — непростая вещь!

— Другие проекты — это аудиокниги?

— Да, мы учредили издательство аудиокниг Litaralna, начали с книг 19 века, все имеют отношение к Беларуси — «Шляхціц Завальня», «Мужыцкая праўда», «Адвечным шляхам»… Все они доступны бесплатно. Записывали их, в том числе, Саша Помидоров, Глеб Семенов, Лявон Вольский, Руся, Олег Гарбуз, Никита Мелкозеров.

— В вашей трудовой релокации вы стали еще и актером.

— Случайно! Мне позвонил Олег Гарбуз, предложил написать песни к спектаклю по книге «Зекамерон» Максима Знака, а потом и сыграть. Они меня учили меня играть — купаловцы, главный театр страны! Мы играем втроем с Олегом и Сергеем Чубом. Актерство — это фантастика, безумно меня захватило.

«Жду в Беларуси взрыв протестного андеграунда»

— В Беларуси иногда злятся на тех, кто в эмиграции, мол, вы краски сгущаете, не все тут так плохо, мы тут живем! Что думаете?

— Они правы, живут. Но когда за чтение новостей могут посадить, многие перестают их читать. И через полгода ты в информационном пузыре, в котором прекрасное минское утро, а что вчера пять человек посадили, ты не знаешь.

Но и мы живем в пузыре, сгущаем краски, не 100% людей находятся под репрессиями. То большинство, которое в 2020-м так перепугало власть, остывает, возвращается в параллельное с властью существование.

Правда и там, и тут. Самое важное — не ругаться из-за этого. Нет ничего глупее, чем обвинять тех, кто остался, в том, что остались, а уехавших — в том, что уехали.

Дай бог тем, кто там, выдержки и спокойствия, особенно тем, у кого дети ходят в школу с адской пропагандой. В Беларуси небезопасно, и людей, которые нашли какое-то неустойчивое равновесие, надо в нем оставить, не дергать.

— Что вы думаете про музыку в Беларуси сейчас?

— Мне кажется, сейчас должен быть расцвет протестного андеграунда. Мы об этом не знаем, но уверен, растет поколение талантливых музыкантов со свободной душой, с иным видением мира, которые вынуждены играть подпольно. Я жду. Это должно появиться.

«Cнится, что я в Минске и у меня паника»

— Музыка, литература, театр. Конечно, остались творцы и в Беларуси, но из тех, чьи имена были на слуху, очень многие в эмиграции. Как вы это оцениваете?

— Белорусская культура, которой стоило бы гордиться, практически вымыта из страны, а в Беларуси либо суррогат, либо замещение русской культурой. Может, пафосно прозвучит, но на тех, кто что-то значил для белорусской культуры и выехал, — ответственность ее сохранить и развивать. Не потому, что мы лучше! А потому, что в Беларуси за ними придут. Мы должны вне страны создавать культурный фон. Как облачное хранилище.

— Вы назвали Беларусь «дважды оккупированной» страной, почему?

— Очевидно же. Незаконный захват власти в августе 2020 года — раз, и практически полный контроль военный со стороны России в 2022 году — два.

— Что вас во всей этой ситуации поддерживает?

— Надо делать то, во что веришь, и не стоять на месте, иначе можно сдохнуть. Есть люди, которые дороги… Я родителей не видел три года. Люди моего поколения уже сталкивались с тем, что родители уходят, а ты не можешь их даже проводить. Это самое тяжелое. Но надо верить. Вариантов других нет.

Мне, например, — и не только мне — снятся сны, что я в Минске, и у меня начинается паника, начинаешь прятаться, пробираться к вокзалу. Вчера снился очередной.

— Удивительно, и мне, и друзьям в эмиграции тоже снится такой сон.

— Нам можно одного психиатра на всех.

«Не могу решиться перевести песни на польский»

— Как у вас польским языком? С интеграцией?

— Между А2 и В1. Я между двумя векторами — максимально интегрироваться и сохранить белорусскую идентичность. Вот мне предлагают перевести песни на польский язык, адаптировать для рынка, а я не могу решить, как к этому отношусь. С одной стороны, это какое-то приспособленчество, с другой — рациональный коммерческий шаг. Шатает нас между интеграцией и сохранением себя.

— Ваша дочь тоже в Варшаве?

— Да, это безумно важно. Они вот поженились летом в Грузии, приехали со свидетельством о браке на грузинском языке. Чудесный мир! Живут в Польше, но думают, куда бы еще поехать. Внутренняя и внешняя свобода — тоже плюсы, которые мы получили.

— Есть ли у вас мысль, что вы можете не вернуться?

— Я допускаю… Но у меня нет ощущения, что я заперт. Если мы не сможем попасть на родину, это очень больно. Но открыт мир, можно ездить по всей остальной планете. Хотя я бы предпочел, конечно, играть концерты на родине. Мне почти 48 лет, из них 25 лет я играю в группе, и большую часть жизни — в Беларуси. Я хотел бы еще продолжить этот процесс на родине.