«Приходили и интересовались, где меня можно найти» — жизнь в оккупированном Херсоне

«Лично я с первого дня не живу дома. Стараюсь перемещаться по разным знакомым. Знаю, что по моему вопросу приходили и интересовались, где меня можно найти», — рассказывает 27-летний журналист из Херсона Константин Рыженко.

После оккупации Херсона российскими войсками Константин остался в родном городе. Он пытается распространять достоверную информацию и при этом помогает самоорганизованной группе волонтеров, которая оказывает гуманитарную помощь населению. Помимо помощи, он напоминает жителям города, что «Херсон помнят и о нем говорят».

Пытки журналистов и волонтеров, нехватка самых необходимых лекарств и продовольствия. Об этих и других проблемах оккупированного Херсона рассказал в интервью изданию Batumelebi главный редактор издания «Херсон News City» Константин Рыженко.

Какая сейчас в целом обстановка в Херсоне и в каких условиях вам приходится работать?

Стараемся, насколько это возможно в условиях оккупации. Раздаем еду, пишем репортажи.

Журналистов и активистов постоянно ищут, приходят домой и забирают, если находят. Переворачивают весь дом, проверяют телефоны.

Лично я с первого дня не живу дома. Стараюсь перемещаться по разным знакомым. Знаю, что по моему вопросу приходили и интересовались, где меня можно найти.

Внятной информации по этому поводу нет. Практически никого не отпустили. Те, кого отпустили, ничего не говорят. Их пытали, избивали. Это и по человеку видно. Они своим молчанием это подтверждают.

Позавчера была акция, в людей кидали гранаты. Вчера собрался митинг, кидали дымовые шашки, забежали в толпу, забрали шесть человек. Сегодня митинг даже собраться не успел, люди начали собираться, но со всех сторон подъехали машины, несколько человек забрали и остальные разбежались. [Российские военные] целенаправленно отлавливают людей.

А какие настроения у российских солдат?

Они [подразделения] постоянно меняются. Каждый раз все более жесткие.

Оказывают ли вам помощь или содействие в раздаче гуманитарной помощи? Например, власти?

Это наше самоорганизованное движение. Есть люди, которые могут помочь продуктами, кто-то деньгами. Мы из того что получаем стараемся помочь людям, которые в этом нуждаются.

Увы, нет централизованной помощи от власти, пока я не видел людей, которым помогла власть.

В первые дни оккупации журналист Дементий Белый рассказывал, что гуманитарная ситуация довольно плохая, что есть дефицит лекарств и продовольствия. Какая обстановка сейчас?

Ситуация усугубляется. Единственное продовольствие, которое мы отыскали, было с внутреннего рынка, у фермеров.

С медикаментами катастрофа. С каждым днем у нас все больше заявок на лекарства. В день в среднем по 300-400 заявок. Взять их неоткуда.

Российские оккупационные силы в гуманитарном плане наверное не помогают?

Нет. Говорят, мол, мы даем только крымскую гуманитарную помощь. А всего остального, например лекарств, нет.

Тут идет игра на нервах. Либо ты взял российскую помощь и стал объектом внутренней пропаганды, либо сидишь и голодаешь.

Про пропаганду. Как обстоят дела с информацией, есть ли интернет? Доступны ли украинские каналы? Или единственный источник информации — российские каналы?

С интернетом пока еще нормально. Еще нет цензуры (со стороны) российских военных.

В первый же день они подключили свои телеканалы. Еще начали перевод украинских каналов на русский.

Какое настроение у жителей города? Если не ошибаюсь, в телеграм-канале вы писали, что мир забыл о Херсоне?

Я этого не говорил. Просто, из-за того, что наши войска не могут быстро к нам прийти и освободить, у людей начинается складываться ощущение, что мы слишком далеко и не совсем до нас есть дело. У людей настроение не меняется. Они живут в оккупации, боятся, ждут освобождения.

Какую помощь могут оказать СМИ и мировая общественность?

Роль СМИ заключается в том, чтобы рассказать о том, что происходит.

У нас есть контрабандный коридор на Николаев. Через него ввозят гуманитарную помощь, вывозят и завозят людей. Можно было бы, хотя бы неофициально передать самые необходимые лекарства, их списки есть везде. Хотелось бы, чтобы людям передали эти лекарства. Вопрос об открытии гуманитарного коридора может стоять еще долго.

Вот у нас четыре дня назад на границе области [российские военные] развернули четырнадцать фур медицинской гуманитарной помощи. Если эту помощь разделить по легковым машинам, хотя бы самые необходимые лекарства, людям сильно помогли бы. Можно привезти их в наш волонтерский центр, мы бы их выдавали. Пока будет решаться вопрос на официальном уровне, люди просто поумирают. Ежедневно люди задыхаются без лекарств. Не знаю, сколько еще они протянут. Важно об этом рассказать.

Ваш волонтерский центр работает подпольно или оккупационные силы о вас знают?

Им о нас известно, но мы находимся в отдаленном от центра районе и нас пока не замечают. К группам волонтеров, которые раздавали помощь в центре, приходили военные, пообщались. Они [волонтеры] до сих пор не могут рассказать, что с ними происходило. Нам пока везет, мы можем этим заниматься, но как будет дальше, не знаю.

Остались ли кроме вас журналисты, которых не задерживали?

Есть. Коллеги с проукраинской или нейтральной позицией по большей части попрятались. Действуют только журналисты, которые имели четко пророссийскую позицию. Ходят, репортажи снимают. Полный набор пропаганды. Их и журналистами-то назвать не получается.

Ваш коллега рассказывал, что есть и риски, связанные с кибербезопасностью…

Некоторые городские сайты пытаются взломать. Пытались взломать страницу в Facebook и Telegram. Попытки есть. Бывают успешные. Телеграм-каналы защищены понадежнее и в основном стараемся распространять информацию там.

А воздействует ли российская пропаганда на местных жителей? 

Они категорически против России. Наш регион считался склонным к России просто потому, что был русскоязычным. В середине прошлого века открыли предприятие и сюда завезли порядка 60 тысяч граждан из России. Произошло смешение языков и стал сильно доминировать русский язык.

Поэтому считалось, что регион пророссийский, хотя русскоговорящие люди идентифицируют себя в составе Украины. То, что Херсон имел пророссийские настроения — миф, который распространялся российской пропагандой и некоторыми «полезными» идиотами на Западе Украины. Настроения о том, что быть в составе России, не было. Настроения были и остаются проукраинскими. Пропаганде не верят.

Уже после записи интервью мы спросили Сергея, возникнут ли для его безопасности дополнительные угрозы в случае публикации его фотографии и имени. Он ответил:

«Публикуйте. Мне нечего скрывать в своем городе, на своей земле».