Поэтесса Аля Хайтлина: «Россия — преступник, который должен быть повержен»
Стихи Али Хайтлиной в интернете читают десятки тысяч человек, ее книга — в числе редких поэтических бестселлеров. DW поговорила с поэтессой о жизни на фоне войны.Когда заходит речь о современной литературе на русском языке, существующей за пределами РФ, ее все чаще называют не русскоязычной, а русофонной. Этот термин подчеркивает: по-русски пишут и те, кто не только не живет в России, но прямо противопоставляет себя агрессивно продвигаемой концепции «русского мира».
Поэтесса Аля Хайтлина — тому пример. Она живет в Мюнхене, пишет по-русски, а свои тексты публикует в соцсетях, используя их как тактические медиа с широким охватом аудитории. Например, в Facebook на аккаунт Хайтлиной подписаны более 27 тыс. человек.
Ее книга «Четыре дня до весны» вышла в 2024 году в издательстве Freedom Letters, городом издания указан Берлин. Все 94 стихотворения, вошедшие в издание, пронумерованы — каждый текст, как сказано в аннотации, это «порядковый номер дня полномасштабной войны России против Украины».
Тексты Хайтлиной звучат порой как фиксация разговорной речи, где невидимые собеседники обсуждают актуальные события: войну, беженцев, свои страхи и надежды. Но за внешней простотой формы ощущается особая художественная сила, и тексты действуют целебно-поддерживающе. Возможно, этим объясняется то, что книга Хайтлиной вошла в число немногих поэтических бестселлеров. DW поговорила с поэтессой о жизни на фоне войны.
DW. После начала вторжения РФ в Украину вы почти каждый день публиковали стихотворение, имевшее отношение к войне. У этого дневника было очень много читателей. Это было трудно делать?
Аля Хайтлина. Делать было очень просто, у меня и до этого была привычка — если что-то происходит, проще всего сформулировать ответ на это, используя рамки рифмы и ритма. И когда началась война, это как-то автоматически продолжилось.
Я не планировала никаких проектов, никаких дневников. Но я сама начала довольно густо вариться в волонтерской деятельности, в теме людей, приезжавших из Украины сюда (в Германию. — Ред.), бежавших от войны. И это был мой единственный способ не сойти с ума. Вечером прийти после всех этих волонтерских дел, написать очередной текст, чтобы на следующий день опять пойти заниматься тем же самым.
На чудовищные события ты реагируешь текстом не для того, чтобы отметиться, вот, смотрите, я про это что-то сказала, а чтобы что-то понять, немного отстраниться от этой эмоции, которая разрывает тебя изнутри. Такие события происходили каждый день, и поэтому появлялись тексты — не каждый день, конечно, но регулярно.
— Как вы относитесь к появлению новых русофонных издательств и изданий в Европе?
— Это само по себе очень хорошее дело. Но с другой точки зрения… Сейчас вся наша жизнь происходит на фоне войны в Украине. Я себе не могу ответить на вопрос, насколько это с моей этической позиции совместимо — наша обычная жизнь и постоянная война. Но мне кажется, все равно книги (выходящие в Европе. — Ред.) и люди, которые здесь встретились (на ярмарке русскоязычной литературы в Берлине. — Ред.), они все придерживаются одной точки зрения, что Россия — преступник, который должен быть повержен, и об этом нужно говорить на всех языках, в том числе и на русском. Возможно, в первую очередь на русском.
— Война продолжается уже четвертый год, и… к ней привыкают. Агрессор продолжает атаковать Украину каждый день, а люди реагируют: ну, опять что-то там разбомбили, а мы пойдем за хлебом. Может ли поэт что-то сделать с этим? Как с этим себя соотнести?
— Мне кажется, мы все в себе чувствуем эту чудовищную привычку. Война не стихает, наоборот, в последнее время она вновь приобрела высокую интенсивность. Поэтому все что мы можем… Перенастроить себя. Если ты читаешь новость, и тебя это никак не тронуло, надо понимать: с тобой стало что-то категорически не в порядке.
Мне кажется, было бы круто, если бы тексты, которые пишутся про войну, переводились бы и на другие языки. Если даже у нас появилась привычка к войне, то когда говоришь об этом по-немецки, все так смотрят: о, ну да, этот ужас все еще продолжается… Не все, конечно, но очень многие.
— Вы живете в Германии с 2012 года. Как немецкое общество относится к этой войне?
— Вообще я педагог, занимаюсь развитием речи у малышей. Что могу сказать? Когда общаюсь на работе, рассказываю что-то, отношение у всех одинаковое, единственное, спрашивают, а как тебе с этим? Иногда задают какие-то вопросы. Путин нажмет кнопку или не нажмет? Я отвечаю: не знаю! Если бы могла как-то на это повлиять, я бы сделала так, чтобы не нажал.
Но есть один момент, когда нам не удается понять друг друга. Это когда говорят, мол, это же твоя родина — Россия, ты же к ней испытываешь, наверное, нежность, любовь и страсть? Потому что все остальные испытывают любовь и страсть к своей Турции, к своей Хорватии, любую страну назови. А я — нет…
— Вы периодически выступаете с поэтическими чтениями. Вам, наверное, много пишут, что-то спрашивают, что-то хотят рассказать. Насколько эта коммуникация активна?
— Иногда мне действительно что-то пишут, ну, как любому человеку, который пишет стихи и получил более двух читателей. Интереснее другое. Ко мне приходят люди на выступление, сидят, я книжечки подписываю, о чем-то мы разговариваем, и потом кто-то говорит: я приехал в 2022 году из Харькова. И это, конечно, сразу… Мне ужасно неловко.
То, что я пишу — это мой личный опыт, я не пытаюсь писать с точки зрения людей, которые в Украине, но все равно иногда получается, что пишу о событиях в Украине, а передо мной — люди, которые действительно были там, которые в этом живут, не так, как я. Не под мирным небом Германии. И вот они приходят меня слушать. Этим людям я, конечно, очень благодарна, потому что они — мой камертон. Если они не говорят мне, о, господи, пожалуйста, перестань, то, наверное, все не фальшиво.
— В списке бестселлеров издательства Freedom Letters не так много поэтических книг, а ваша — как раз там. Какие эмоции у вас вызвал этот издательский успех?
— Я очень рада. Если моя книжка продается, значит, у Freedom Letters появляются средства на следующую книжку, это очень круто, я считаю. Но это, честно говоря, немножко лукавство. Если человек популярен в сети, его книжки будут продаваться лучше. А другого человека, которому это медиа не настолько близко, просто будут меньше знать. Хотя его стихи могут быть великолепны. Мне кажется, это какая-то медийная история, которая никак не связана с содержанием и актуальностью стихов.
— Строите ли вы литературно-поэтические планы? Или вам этот процесс важен сейчас и здесь?
— Скорее, второе. Но, конечно, у меня регулярно строятся какие-то планы, довольно размытые. Например, написать наконец-то тексты к детскому мюзиклу, потому что мне ужасно нравится этот жанр, и давно этого хочется, но я никак не могу этим заняться. Или выпустить вторую детскую книжку, для которой уже все собрано. Но проблема в том, что я не могу просто взять и заняться этим активно до того, как закончится война, потому что мне кажется это все неуместным.
