Азербайджанская феминистка: «Я всегда призывала женщин быть сильными»
Нармин Шахмарзаже по профессии психолог, но в свои 22 года она уже известна на всю страну. Феминист, пацифист и активистка, она получила широкую известность, когда раскритиковала национального героя Азербайджана – Мубариза Ибрагимова. На Нармин подали в суд за то, что она «оскорбила чувства нации» и год назад ей присудили наказание в виде домашнего ареста на 100 дней.
А после акции «8 Марта», организатором которой была Нармин и другие феминистки. Ее аккаунты на социальных сетях были взломаны, а ее личную, интимную информации слили прессе и опубликовали в соцсетях.
Активистку также сильно критиковали во время Второй Карабахской Войны, когда она выступала за мир.
Вы стали известной для общественности после вашей критики в адрес национального героя Азербайджана – Мубариза Ибрагимова. После чего на Вас обрушился шквал критики и даже преследований. Тогда Вам было всего 19 лет. Можно сказать, что после этого события ваша жизнь изменилась? На вас подали в суд – что случилось за то время пока суд рассматривал ваше дело?
— Да, моя жизнь изменилась после этого. Когда тебя обсуждает вся страна, неважно согласны они с тобой или против, все равно, это значит, что тебя узнают все. И это проявляется в каждодневной жизни. Я раскритиковала то, что многие считали ценностью и поэтому вызвала ненависть большинства. Я чувствовала, видела эту ненависть на каждом шагу. Тогда я училась на третьем курсе. Университет попытался исключить меня, но это не у них получилось. Я училась хорошо, знала свои права как студент и боролась. Еще во время студенчества я работала, была репетитором по математике, делала переводы, вела антистрессовую терапию для студентов перед экзаменами. После этого случая все заказы отменили. Меня перестали звать в эфир, в проекты. После того как закончились все мои сбережения, я пришла к нулю. Плюс, я периодически выходила на суд. Я шла туда одна, а обвиняющих приходили толпы. Бывшие военные в формах, в руках флаги, снимки из Ходжалы и так далее. Они занимали все места на суде. Перед судом и после суда на меня нападали, плевали, пытались провоцировать. Ситуация была настолько сложна, что меня стали заводить на суд в сопровождении спецохраны. Судьи боялись за мою жизнь. Двое судей закрыли дело, но обвиняющие возобновляли его вновь и вновь. В последний раз, мне дали 100 суток домашнего ареста, закрепили на ноге браслет, и запретили выходить за пределы дома. Однажды я все-таки вышла на акцию протеста молодежи и тогда меня задержали и «шантажировали» тюрьмой. Сейчас, ситуация не мягче. Все та же ненависть и прессинг со стороны общества.
— После этого случая Вы стали одной из самых ярких феминисток и пацифисток страны. Как вы думаете, не будь этого случая, были бы вы активисткой или остались бы просто в свое профессии, психологом?
— До этих событий я как молодой психолог была очень активна. Вела тренинги на социальные темы в детских домах, в интернатах. Организовывала тренинги в провинциях, говорила про социальные темы, про социальное равенство женщин и т. д. Людей, которых знаю сейчас, которых знаю из сектора прав человека почти не знала. После истории с Мубаризом Ибрагимовым, я лишилась и работы и своей деятельности как психолог. Мне уже не разрешали организовывать тренинги в провинциях, интернаты перестали приглашать. Если бы ни эта история, думаю, у меня была бы удачная карьера именно как психолога, а активизм бы был всего лишь хобби. Но я ни о чем не жалею.
— Несколько месяцев назад взломали ваши аккаунты в социальных сетях и слили вашу личную информацию в открытый доступ. Как это на вас повлияло?
— Я всегда знала, что когда-то меня начнут «бить по личной жизни». Потому что, это популярный способ нашей системы, особенно когда они имеют дело с женщинами. Но я не думала, что я настолько важная фигура. Думала, зачем им это делать против простой активистки? После этого случая, подумала что, недооценила себя. Меня пытались показать как «аморальную» женщину, но я никогда не претендовала на то, что живу жизнью святоши. И поэтому не обратила на это серьезного внимания. Дело в том, что мы как феминистки-активистки ведем борьбу и за свободную сексуальную жизнь наших женщин, нелепо было бы, если бы я протестовала против правды моей сексуальной жизни. Я не могла себе позволить впасть в депрессию, это было бы плохим примером. Я не закрылась и не прекратила свою деятельность, и думала пусть именно моя реакция будет примером. А не депрессия или самоубийство. Я всегда призывала женщин к тому что быть сильной, быть свободной и когда столкнулась с проблемой «раскрытие интимной жизни» это был мой долг, показать правильный пример.
— Вас преследовали, проявляли всякую ненависть, грозились убить и изнасиловать. Не боитесь насчет своей жизни? Думали над тем, чтоб покинуть страну?
— Такие угрозы я получаю и в данный момент. Я не боюсь, и я боюсь своего бесстрашия, думаю, что это ненормально, даже к психиатру обращалась по этому поводу. Один раз я подумала о том, что может мне, стоит покинуть страну. Но быстро отдалилась от этой мысли. Многие этого и хотят – чтоб я уехала и замолчала. Я не хотела доставлять им такого удовольствия. Если кому-то следует сбежать из страны, то это точно не я.
— На что вы живете, если не секрет? Это интересно потому, что ясно – работодатели боятся давать вам работу.
— Уже два года консультирую людей как психолог и последний год как психоаналитик. Год назад работала для одного сайта как фрилансер, писала статьи и вела свой блог. Во время войны мне пришлось уйти с этой работы, так как сайт поддержал войну. Сейчас пишу разные статьи для нескольких зарубежных медиа, не могу их назвать. Месяц как сотрудничаю с ОС медиа. Если даже меня возьмут на работу, дела обстоят плачевно. Многие работодателей просто эксплуатируют работников и в лучшем случае они получают 500 долларов. В местах где есть хорошая оплата, царит коррупция, да и никто не возьмет на такие места активистку. Знаю с практики друзей-активистов.
— Во время Второй Карабахской Войны вы были на стороне мира. И как все пацифисты подверглись сильной критике и ненависти. Как вы считаете, почему в обеих странах такая ненависть к пацифистам?
— Оба правительства годами вели пропаганду ненависти, поддерживали национальные настроения и боевой дух населения в СМИ, телевидении, в соцсетях. Почти за тридцать лет не велась никакая работа, которая бы помогла именно процессу мира. В итоге мы имеем два народа, которая люто ненавидит друг-друга и тех, кто отказывается разделять эту ненависть. Дело дошло до того, что те, кто был на стороне мира и отказывался признавать врагом всю соседнюю страну, были признаны врагами народа. Ну, это понятно. Народы – управляемы. Так же как их любовь и ненависть.
— Как вы считаете, можно ли считать Карабахскую войну завершенной или это просто замороженный конфликт и через какое-то время люди опять станут умирать «за Родину»?
— Я не считаю войну завершенной. Для полного завершения войны все должно было завершиться прозрачным путем и договоренностью, на равной мере согласия или несогласия обеих обществ. А на данный момент мы видим только дух реваншизма, мести и ненависти к друг-другу. Трудно говорит о мире при таких обстоятельствах. Умерли тысячи людей с обеих сторон и это значит, что для тысячи семей образ врага образовался совсем недавно, именно в эти дни. Появилось новое поколение «детей погибших», по мере как они будут расти, вырастет и их ненависть. Это делает невозможным на данный момент дружбу и мир между нашими народами.
— Что принесли итоги Карабахской войны в Азербайджан? Например, изменилась ли ситуация в области прав человека?
— Люди, которые боролись в области прав человека, обычно предъявляли свои требования к самому сильному – правительству. До войны правительство указывало на Карабахский вопрос как на главную проблему и сетуя на это, просили все поставить на второй план, так как «у нас есть такая проблема как Карабах». А после войны у народа появилось новое чувство – чувство благодарности к правительству. Война прибавила сил патриархату и все проблемы прав человека перешли на задний план. Для того, чтоб в обществе было уважение к правам человека, патриархат должен терять силу, ослабеть. Но дела обстоят наоборот. Война, также ударила по гендерному равенству, так как на войне обычно погибают мужчины и это превратило мужской пол в «потерпевший и геройский»…
— По профессии вы психолог. Как оцениваете психологическое настроение общества после войны?
— Есть классическая фраза – на войне нет победившей стороны. Я могу оправдать эту фразу с психологической точки зрения. На войне с обеих сторон много людей погибли или лишились части тела, физического или ментального здоровья. Много детей остались без отца, много женщин без мужа, без любимого, много родителей потеряли своих сыновей. Число погибших может быть 3000, но трагедий от этих трех тысяч может быть десятки тысячи. Миллионы людей перешли через испуг, страх, ужасы войны. Может быть, это сразу не бросается на глаз, но это обязательно покажет себя на обычных социальных отношениях. Война «выращивает» травмированные поколения. Травмированные поколения передают свои травмы своим детям. Может быть, если бы не было первой войны, детям нулевых пришлось бы легче. Но и они травмированные, так как родились или выросли при последствиях войны. И это касается обоих обществ, обеих стран. Война продолжает калечить жизни, поколения и этому пока нет конца. Все это очень страшно.
Беседу вела Гюнель Мевлуд
Материал подготовлен в рамках проекта «Вести из Южного Кавказа». Мнения и суждения, высказанные в статье могут не совпадать с позицией редакции «Netgazeti» и тбилисского офиса Фонда Heinrich Böll.
