Почему уличным артистам запретили выступать в Баку
Автор: Ника Мусави
Если есть при себе мелочь, я всегда опускаю один-два лари в их протянутую шляпу или лежащий на земле футляр, где уже серебрится россыпь монет, а то и бумажная пятерка. В теплое время года уличные артисты – неотъемлемая часть городского пейзажа Тбилиси. Как и многих других городов. Но не Баку. И эта деталь не просто досадна, но еще и симптоматична.
Если даже воспринимать уличное искусство как «низкий жанр», позволяющий не очень удачливым или просто непрофессиональным артистам заработать на пиво – все равно оно создает определенную атмосферу и оживляет тот самый, уже упомянутый, городской пейзаж. Я помню случайные саундтреки почти каждого своего путешествия. Обрывки мелодий, наложенные на обычный городской шум, на мои собственные мысли и настроение, отпечатываются в памяти едва ли не больше, чем иные достопримечательности. «Bella ciao» на скрипке в переходе стамбульском метро. «Wind of Change» на совершенно пустой улице декабрьского Вильнюса. Какая-то странная песня о «паре людей, заточенных на то, чтобы жить красиво» на Дворцовой площади в Питере…
В Баку долгие годы полиция с упорством, достойным лучшего применения, пресекала каждую попытку уличного музицирования под вялое ворчание медиа, что так, мол, нельзя. Со временем попытки эти стали предприниматься все реже. Сейчас в центре четырехмиллионного города насчитывается буквально два-три музыканта, которые, во-первых, совершенно «не делают погоды» (возможно, потому, что играют без усилителя), а во-вторых, их присутствие парадоксальным образом только подчеркивает отсутствие в Баку уличного искусства. Как подчеркивал бы отсутствие живых растений пластиковый фикус в углу комнаты.
Городские слухи утверждают, что они платят полиции за свою неприкосновенность, но слухи (пусть даже весьма правдоподобные) – это еще не факты, так что не будем заострять на них внимание. Гитарист-любитель Сулейман, который несколько лет назад активно выступал на бакинских улицах, рассказывает, что с него полиция денег никогда не просила:
«Просто говорили, чтобы я ушел. Вели себя вежливо, но я понимал, что, если откажусь, вежливость закончится. Так что я собирал вещи и шел на другое место, и так менял дислокацию два-три раза за день. А года четыре назад у меня гостили заезжие музыканты, которые играли на каких-то экзотических мандолинах, и собрали огромную толпу. Естественно, через полчаса их тоже прогнали полицейские. А вот просто так играть на гитаре на улице разрешают. Но только до тех пор, пока ты не положишь перед собой чехол от инструмента. Тогда сразу приходит полицейский и требует, чтобы ты ушел или перестал клянчить деньги у честных людей».
При этом, по словам Сулеймана, в Баку уличный музыкант может заработать в разы больше, чем в том же Тбилиси.
«За полчаса у меня набиралось около 25-40 долларов по тогдашнему курсу. А в Тбилиси мы с другом горланили в центре на Руставели почти час и собрали около 10 лари».
То ли прохожие в Баку более щедрые, то ли (что вероятнее) конкуренции меньше.
Летом 2019-го государственное агентство по туризму, вроде бы, наконец, сообразило, что туристам нравится уличное искусство, а значит, оно коммерчески оправдано. Агентство подготовило проект и объявило, что артистам и музыкантам официально разрешат выступать на улицах, если они предварительно пройдут специальный отбор. Ничего особо ужасного в таком подходе нет.
Во многих странах власти контролируют уличных музыкантов, выдают им лицензии, ставят условия. Другое дело, по каким именно критериям этот отбор производится.
В Азербайджане отбор чего бы то ни было со стороны чиновников или даже представителей «легитимной» творческой интеллигенции (которая, по сути, те же чиновники) практически всегда означает жесткую и абсурдную цензуру, ориентированную не на художественную составляющую, а так называемые «национальные ценности» – чтобы все было максимально «пристойно», и, желательно, в фольклорном или патриотическом ключе. В общем, особого оптимизма идея не внушала. Но до отбора дело и не дошло. Больше об этом проекте никто ничего не слышал.
А потом случилась пандемия, и улицы вообще опустели, а потом… А потом опять наступило лето, и тема уличного искусства актуализировалась (ну как актуализировалась… дня два ее обсуждали в социальных сетях), благодаря выступлению Эльмина Бадалова – актера, режиссера и учредителя независимого театра ADO.
Вообще, это длинная история. Театр ADO больше двух лет судился с мэрией и министерством культуры за право давать уличные представления. Точнее, два года их отфутболивали от одной инстанции к другой, после чего, наконец, окончательно отказали. ADO обиделся и заявил, что все равно будет выступать на улице, нравится это городским властям или нет. Обещание было исполнено в середине июля 2021 года, когда Эльмин Бадалов выступил в центре Баку с танцевальным перформансом. Точнее, с двумя перформансами.
Первый закончился тем, что «на сцене» появился охранник, которому не понравилось, что кто-то танцует на подконтрольной ему территории, и он попытался силой прекратить это «безобразие». У второго представления финал был еще драматичнее – Эльмина Бадалова и попавшего под чужое похмелье активиста Кямала Байрамова задержала полиция. На обезвреживание особо опасных актера и активиста потребовалось четверо полицейских.
Оба раза все это сопровождалось криками, потасовкой, выкручиванием рук. Отчасти это выглядело даже как-то гармонично, будто так и было задумано по сценарию. Если совсем уж честно, получилось куда эффектнее, а главное – красноречивее, чем предполагалось. Если Эльмин Бадалов стремится своим творчеством пропагандировать свободное искусство, то в данном случае полиция ему в этом очень помогла, наглядно продемонстрировав, как такое искусство воспринимается в Азербайджане. Да вот, посмотри сам, только, пожалуйста, до конца:
Эльмин Бадалов денег на своем выступлении не собирал, так что замели его не за незаконную коммерческую деятельность – статья, под которую, теоретически, можно подвести уличные представления или, например, продажу дисков во время них.
Впоследствии МВД объяснило задержание тем, что он совершал «противоречащие законодательству действия». При том, что в административном кодексе Азербайджана нет ни слова о том, что нельзя танцевать на улице, и вообще об уличных артистах. Но для бакинской полиции и охранников запрещено вообще все, что не разрешено. То есть, по сути, нарекание может вызвать любое действие, если оно выбивается из общей картины, и на счет него в законодательстве нет специального разрешающего пункта.
«Задача нашей власти – контролировать общественную жизнь в любых ее проявлениях», – пожимает плечами Сулейман.
«В этой стране ведь не должно быть ничего свободного! Эти люди боятся всего, чего не понимают. Боятся, как дети – бабайки. Потому что видят в этом угрозу для себя!» – возмущался Халид Багиров, адвокат и новый директор театра ADO, когда полиция запихивала Эльмина в машину.
«И это вы называете искусством? Да он псих какой-то», – морщили носы некоторые пользователи Facebook, оправдывая это задержание.
В самом деле, ADO – театр специфический, сплошная эксцентрика и буффонада, очень на любителя. Но дело ведь не в ADO. Не в отдельных уличных артистах, и не в уличных артистах вообще. Дело в ощущение хотя бы относительной свободы, неподконтрольности, неподнадзорности, нерегламентированности, естественности и разнообразия «экосистемы», которые, по идее, должна быть свойственна общественным пространствам большого современного города, коим позиционирует себя Баку.
Когда в полицейскую машину за шкирку тащат политического или гражданского активиста (обычное для Азербайджана явление) – это, конечно, очень скверно, однако это хотя бы можно списать на неизбежные «издержки» борьбы. Но когда так тащат артистов, а их потенциальная публика считает, что «так и надо этим клоунам» – тут уже впору всерьез испугаться за такое общество.
Фото: из спектакля Театра ADO
Материал подготовлен в рамках проекта «Вести из Южного Кавказа». В тексте содержится терминология и иные дефиниции, используемые в самопровозглашённых Абхазии и Южной Осетии. Мнения и суждения, высказанные в статье могут не совпадать с позицией редакции «Netgazeti» и тбилисского офиса Фонда Heinrich Böll.